«прилипчивая болезнь»: как москва боролась с самой страшной эпидемией в российской истории

Арестантам обещали свободу за то, что они будут собирать трупы. Большинство из них просто разбежалось

Императрица хотела, чтобы продукты в Москву не везли, и приказала останавливать телеги, не доезжая тридцати верст до города, чтобы москвичи приходили туда и покупали все, что им нужно. Вот только крестьяне совершенно не хотели ничего везти ни в зачумленный город, ни в его окрестности — продовольствие стало кончаться.

Увы, приходится согласиться с великим историком Сергеем Михайловичем Соловьевым, с горечью написавшим: «Еропкин действовал неутомимо, сделал все, что мог, учредив крепкий, по-видимому, надзор за тем, чтоб каждый заболевший немедленно препровождался в больницу, или так называемый карантин, вещи, принадлежавшие чумным, истреблялись немедленно, но ни Еропкин, никто другой не мог перевоспитать народ, вдруг вселить в него привычку к общему делу, способность помогать правительственным распоряжениям, без чего последние не могут иметь успех, с другой стороны, ни Еропкин, никто другой не мог вдруг создать людей для исполнения правительственных распоряжений и надзора за этим исполнением — людей, способных и честных, которые не позволяли себе злоупотреблений».

Меры после бунта

Портрет Григория Орлова, 1770-е годы

После подавления восстания для наведения порядка правительство направило в Москву четыре лейб-гвардейских полка под командованием Григория Орлова. Из Петербурга для ведения следствия и суда над бунтовщиками прибыла генеральная комиссия из восьми человек во главе с генерал-прокурором Всеволодом Алексеевичем Всеволожским. В Москве начались облавы и аресты, имена зачинщиков движения выясняли под пытками.

Власти по приказу императрицы удалили язык (на Набатной башне), собиравшего людей на улицах и площадях, чтобы предотвратить новые выступления. В 1803 году сам колокол был снят с башни и передан в Арсенал, а в 1821 году — в Оружейную палату.

Граф Орлов составил план мер по подавлению эпидемии и поставил перед медиками следующие вопросы:

Для борьбы с эпидемией Орлов приказал открыть новые карантины, создать специализированные изолированные инфекционные больницы, увеличить число больниц общих практик и поднять жалованье докторам. Город разделили на 27 участков, на территории которых производился учёт и изоляция больных, а также вывоз умерших. Выписанным из карантина предлагали материальную поддержку. На заставах за городом мужчинам платили по 15 копеек в день, а женщинам — по 10. Женатых людей, выписавшихся из больницы, награждали по 10 рублей, холостых — по 5. Эта мера стала более эффективным средством по привлечению людей в карантины и по борьбе с чумой, чем самые строгие запреты.

Эпидемия стала причиной улучшения санитарно-эпидемиологической обстановки в Москве: открывались новые бани, организовывались работы по починке дорог и расчистке площадей от старых построек и мусора, дезинфицировали жилища и избавлялись от бродячих животных. По воспоминаниям современников, Орлов лично обходил больницы, сопровождая врачей, и проверял качество содержания больных. Вернулись к работе городские службы, возобновились поставки в город продовольствия и питьевой воды. Осенью эпидемия чумы пошла на убыль: в сентябре от болезни скончалось порядка 21,5 тысячи человек, в октябре — 17,5 тысячи, ноябре — 5,2 тысячи, а в декабре — 805 человек.

В ноябре Екатерина II вызвала Орлова обратно в Петербург, комиссия обер-прокурора Всеволожского продолжила работу в Москве. Действия Орлова по борьбе с эпидемией и наведению порядка в Москве были высоко оценены и награждены императрицей. Граф был торжественно встречен: в Екатерининском парке в его честь возвели мраморную триумфальную арку (Орловские ворота) с надписью «Орловым от беды избавлена Москва» по проекту архитектора Антонио Ринальди. На аттике паркового фасада написано: «Когда в 1771 годе на Москве был мор на людей и народное неустройство, генерал фельдцейхмейстер граф Григорий Орлов, по его просьбе получив повеление туда поехать, установил порядок и послушание, сирым и неимущим доставил пропитание и исцеление и свирепство язвы пресек добрыми своими учреждениями». В честь Григория Орлова была также отчеканена медаль, на которой были выбиты надписи: «Россия таковых сынов в себе имеет» и «За избавление Москвы от язвы в 1771 году», эти медали Орлов мог вручить тому, кого он бы посчитал достойным награды.

Более 300 участников бунта были отданы под суд, приговоры были подписаны лично императрицей в начале ноября. Четверо организаторов бунта и инициаторов убийства Амвросия повешены, около 200 участников были биты кнутом и отправлены на каторгу.

Комиссия разберётся

«При свободном сообщении многие извлекают что-нибудь для дневного пропитания. Но что с этими многими станется, когда город запрут и прекратят сообщение? А об этом уже начали поговаривать, что город по обнаружившимся неблагоприятным обстоятельствам запереть необходимо, именно потому, что в некоторых частях и предместьях обнаружилась явная чума, и случаи смертности показываются всё чаще и чаще», — писал Никифор Закревский. Положение города и настроение горожан вызывали серьёзные опасения, и Николай I направил в Севастополь комиссию, которой руководил капитан второго ранга Николай Петрович Римский-Корсаков (дядя композитора). Комиссия, конечно, обнаружила многочисленные злоупотребления — только окурщики хлором получали 2 рубля 50 копеек в день, сумма огромная! «Зарабатывали» на эпидемии и доктора, и инспекторы, и прочие чиновники. Но нарушения выявили, а меры не приняли, пустили ситуацию на самотёк.

Николай I усмиряет чумной бунт в Петербурге. (polzam.ru)

В феврале 1830 года, когда в город, видимо, действительно пришла холера, Севастополь закрыли на карантин на 21 день. Чиновники обещали, что централизованное снабжение едой, водой и дровами будет осуществляться, но на деле почти мгновенно начался дефицит всего перечисленного. Если власти хотели создать идеальные условия для социального взрыва, то им это удалось. И он последовал в начале марта: в Артиллерийской слободке одного из матросов пытались насильно отправить в карантин со всей семьёй. Защищаясь, он убил офицера, после чего у жителей Севастополя отобрали всё имевшееся оружие и свезли его на один склад.

Прививка для открытий

Оказывая ситуативно крайне негативный эффект, эпидемии нередко приводили к последствиям, которые мы бы оценили скорее как позитивные — то, что в английском называют «серебряной подкладкой» (silver lining). В первую очередь это, конечно, развитие медицины и гигиены. При вспышках чумы в XIII—XIV веках впервые появились врачебные осмотры на дому, выделение для зараженных чумой отдельных палат и госпиталей, карантин для прибывающих в город. В дальнейшем борьба с болезнью привела к идеям регулярной уборки улиц, очистки воды, создания постоянных служб здравоохранения и так далее

Важно, что начали развиваться именно светские медицинские институты, в то время как раньше забота о душе и теле была в основном церковной прерогативой

«Паломничество Компании распятия в Лорето по случаю чумы 1523 года». Джованни дель Леоне, первая половина XVI века

(Фото: Heritage Images / FOTODOM)

Благодаря вспышке малярии в Ватикане в 1623 году (умерли 38 высших иерархов церкви, переболел папа Урбан VIII) у нас появился хинин — папа объявил о поиске лекарства, и его нашли в Перу иезуитские миссионеры. Снадобье из коры хинного дерева поначалу и называлось «порошком иезуитов». Хинин стал ценнейшим продуктом, и за контроль над территориями, где его добывали, велись войны. Кстати, Оливер Кромвель, не доверявший католикам, в свое время принимать хинин отказался и в 1658 году благополучно от малярии скончался.

Позже оспа обогатила медицину идеей массовой вакцинации. Хотя сам этот принцип был известен еще древним китайцам, перенимание его европейцами заняло столетия — но с 1853 года в Великобритании прививки были объявлены обязательными с трех месяцев.

Экономика инноваций

Как разрабатывают вакцины от новых заболеваний на примере COVID-19

Любая эпидемия вплоть до наших дней приводит к мобилизации и улучшению систем здравоохранения, созданию новых структур. В 1930-х, например, после вспышки орнитоза («попугайной лихорадки», распространившейся от экзотических птиц) гигиеническую лабораторию в США, где ученые искали вакцину, преобразовали в Национальный институт здравоохранения. А несколько лет назад после эпидемии лихорадки Эбола аналогичный институт появился в Либерии.

Архиепископа Амвросия били восемью дубинами два часа, превратив в кусок мяса

Следующие два дня бунтовщики просто метались по городу, в них стреляли, они разбегались, потом собирались снова, ломились в кремлевские ворота. Требовали они удивительных вещей: отпустить тех, кого арестовали в первый день бунта,открыть бани, закрытые ради борьбы с заразой, отменить карантин и разогнать всех врачей. Вот уж поистине русский бунт «бессмысленный и беспощадный». Впрочем, когда на Красную площадь вывели полк солдат и обер-полицеймейстер сказал: «Советую вам расходиться по домам, в противном случае все побиты будете», бунтовщики разошлись и город успокоился.

Чумной бунт 1771 года, Эрнест Лисснер

Но по-настоящему порядок в городе навел присланный сюда Екатериной ее фаворит Григорий Орлов, который принял самые решительные меры. Он сумел обеспечить город продуктами, организовать вывоз тел (для этого понадобилось всего лишь надбавить тем, кто этим занимался, еще по две копейки, и дела пошли намного лучше), очистить город ирешить судьбу многочисленных сирот. Около двухсот бунтовщиков били кнутом и отправили на каторгу.Из тех, кого признали зачинщиками бунта и убийства Амвросия, четверых человек, выбранных по жребию (!), повесили.

Кажущаяся победа над чумой

Несколькими днями ранее Михаил Россельс поставил диагноз «крупозная пневмония» приехавшему в Москву и внезапно заболевшему здесь врачу-микробиологу из Саратова Абраму Берлину. После своего внезапного задержания Россельс узнал, что своим ошибочным диагнозом увеличил риск распространения по Москве страшной болезни – лёгочной чумы.

Лёгочная форма чумы вызывается тем же микробом, что и бубонная чума. Различие – в путях заражения и в течении болезни. Для заражения бубонной чумой нужен укус инфицированного насекомого. Лёгочная чума возникает, если возбудитель болезни каким-то образом попал в лёгкие. И если при эпидемиях бубонной чумы бывали выжившие (примерно 5% от заболевших), то для лёгочной чумы характерна абсолютная смертность.

Главная опасность данной болезни заключается в том, что её течение стремительно – двух, от силы трёх, дней хватает для летального исхода, если вовремя не начать лечение. Но в том-то и дело, что в первые один-два дня симптоматику лёгочной чумы очень трудно отличить от других инфекционных высокотемпературных заболеваний, сопровождающихся пневмонией.

К началу ХХ века в Европе уже несколько столетий не наблюдалось вспышек лёгочной формы чумы. За пределами Европы эта болезнь последний раз свирепствовала в 1910-1911 гг. в Китае, где её жертвами стали от 60 до 100 тысяч человек.

Ход восстания

Убийство архиепископа Амвросия, гравюра Шарля Мишеля Жоффруа, 1845 год

Первые вспышки массового недовольства возникли ещё 29 августа и 1 сентября в Лефортове. Поводом для восстания послужил инцидент с Боголюбской иконой Божией Матери у Варварских ворот Китай-города. В народе распространялось поверье в чудотворность иконы и в то, что она может исцелить от «моровой язвы». Толпы народа стали стекаться к Варварским воротам, служить молебны, приносить пожертвования. Московский архиепископ Амвросий, понимая, что подобное скопление народа способствует распространению заразы, запретил молебны, а икону повелел перенести в церковь Кира и Иоанна. Пожертвованные деньги опечатали, но верующие решили, что архиепископ присвоил подношения. 15 сентября 1771 года после звона колокольного набата несколько тысяч людей, вооруженных дубинами, топорами, камнями и кольями, собрались у Варварских и Ильинских ворот с криками: «Грабят Богородицу!» В этот день толпа ворвалась в Чудов монастырь в Кремле и разграбила его. По сообщению московского обер-полицмейстера Н. И. Бахметева, в бунте приняло участие «до десяти тысяч, из которых большая половина с дубьем». Пётр Еропкин доложил Екатерине II, что «в народе сем находились боярские люди, купцы, подьячие и фабричные». По данным исследователя Джона Александра, большинство арестованных после бунта людей принадлежали к беднейшим слоям населения — были слугами и крестьянами.

На следующий день, 16 сентября, на московские улицы вышло ещё больше восставших. Часть из них двинулась к Донскому монастырю, в котором укрывался архиепископ. После того как монастырь был взят приступом, толпа стала искать Амвросия. Священнослужителя нашли на хорах храма монастыря, вытащили за стены и устроили публичный допрос. Один из восставших, дворовый Василий Андреев, ударил Амвросия колом, после чего архиепископа долго били и истязали. 17 сентября тело убитого внесли в Малый собор, где оно оставалось до прибытия графа Григория Орлова. 4 октября по приказу Орлова архиепископа Амвросия торжественно погребли в том же соборе. В течение года имя покойного поминали во время церковных служб, а убийцам была объявлена анафема. Впоследствии на месте убийства святителя был установлен памятник — каменный крест.

Другая часть толпы, не пошедшая в монастырь, отправилась громить карантинные дома и больницы. В одной из больниц мятежники напали на известного в то время доктора и эпидемиолога Данилу Самойловича. Впоследствии он вспоминал: «Я первый попал в руки бунтовщиков, стоявших у Даниловского монастыря. Они схватили меня, избили… Я чудом спасся от неблагодарных, искавших моей погибели». Также бунтовщики разоряли особняки и имения московской знати, покинувшей свои дома.

Пётр Еропкин, старший по званию из оставшихся в Москве, с остатками войск оперативно приступил к восстановлению порядка, призвал Великолуцкий полк и принял над ним командование. В его распоряжении было около 10 тысяч солдат и офицеров, которые картечью и штыковыми атаками оттесняли восставших.

16 сентября Еропкин ввёл войска в город. Конница рубила бунтовщиков, остававшихся внутри Кремля, а солдаты кремлёвского гарнизона пошли отбивать Чудов монастырь, в котором повстанцы оборонялись камнями. Мятежники были вытеснены с территории Кремля, но начали бить в набат в окрестных церквях, призывая народ присоединиться к бунту.

17 сентября бунтовщики опять подступили к Кремлю с требованием выдать им Еропкина и освободить пленных и раненых. Согласно источникам, мятежники пришли за ним в особняк на Остоженке, но там его не нашли. В Спасских, Никольских и Боровицких воротах по приказу Еропкина были выставлены пушки и защитные отряды. Еропкин попытался договориться с восставшими, выслав на Красную площадь обер-коменданта, но в ответ посыльного «чуть… до смерти каменьями не убили». После трёхдневных боёв бунт был подавлен. По данным Еропкина, всего было убито около 100 человек.

Генерал Еропкин отправил Екатерине II донесение с докладом о событиях, прося прощения за кровопролитие в Москве и обращаясь с просьбой уволить его с должности. Императрица выслала генералу приказ об увольнении с непроставленной датой, давая возможность распорядиться им самостоятельно, а также наградила 20 тысячами рублей.

Чума

Портрет Петра Еропкина, XVIII век

Первые заражения

В Россию эпидемия чумы проникла через территории нынешних Молдавии и Украины с турецкого фронта во время войны c Османской империей. Чума распространилась до Москвы вместе с вернувшимися солдатами, а также через товары и добычу. Поскольку в Москву ввозили различные товары, которые доставлялись из других стран и могли быть переносчиками чумы, вокруг города установили карантины и заставы.

По одной из версий, источником заражения стали шерсть и шёлк, ввозимые на московские мануфактуры торговцами с Османской территории. В ноябре 1770 года в Московском генеральном госпитале (ныне Главный военный клинический госпиталь имени Н. Н. Бурденко) Лефортовской слободы умер привезённый из армии офицер, а затем лечивший его лекарь-прозектор. Впоследствии от чумы скончались 22 из 27 человек, находившихся в госпитале. Старший медик и генеральный штаб-доктор Афанасий Шафонский первым диагностировал «моровую язву» и сообщил об этом властям. Став одним из ведущих медиков, принимающих участие в борьбе с эпидемией, Шафонский опубликовал фундаментальный труд «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 г.». Активно боролись с чумой также первый российский доктор медицины Густав Орреус, изобретатель окуривательного дезинфекционного порошка Касьян Ягельский, профессора медицинского факультета Императорского Московского университета Семён Зыбелин, Пётр Вениаминов и Пётр Погорецкий.

Вторым крупным очагом распространения болезни стал Большой суконный двор в Замоскворечье. С 1 марта по 9 марта 1771 года на фабрике умерло 130 человек. После этого предприятие закрыли, а рабочих перевели за город.

Изначально правительство уверяло жителей, что болезнь не так уж опасна — не чума, а «заразительная горячка», но после второй вспышки заражения московский главнокомандующий Пётр Салтыков сообщил императрице Екатерине II о появлении в Москве «опасной болезни». Превентивные меры были приняты слишком поздно, а устройство карантинов и изоляторов не было действенным из-за недоверия населения к больницам и докторам, которые к тому же были по большей части иностранцами. В народе считали, что никто из попавших в карантин не выходит живым.

Эпидемия

Чума поражала прежде всего городскую бедноту, рабочих фабрик и мануфактур, живших плотно и в антисанитарных условиях. Обстановка в Москве середины XVIII века также способствовала распространению смертельной болезни: мусор и отходы не вывозились, а выбрасывались на улицы и сливались в ручьи и реки. Пик эпидемии пришёлся на период с июля по ноябрь 1771 года. Ежедневно умирало более тысячи человек. Трупы умерших выбрасывались на улицу или тайно зарывались в садах, огородах и подвалах.

Московское начальство не выходило из своих домов или уезжало из Москвы. В разгар эпидемии из города уехали главнокомандующий Пётр Салтыков, московский гражданский губернатор Иван Юшков и обер-полицмейстер Николай Бахметев. После отъезда должностных лиц руководство городом перешло к генерал-поручику Петру Еропкину. Главной его задачей было сдерживание эпидемии, чтобы чума «не могла и в самый город С.-Петербург вкрасться». Для этого Еропкину было предписано никого не пропускать в Москву и не выпускать оттуда.

По указанию Екатерины II в 1772 году была сформирована комиссия для изучения причин распространения чумы в Москве, а также в целях разработки мер борьбы с ней. Среди предписаний была принудительная изоляция людей, больных чумой и имеющих схожие симптомы. В карантинах они содержались от 20 до 40 дней, однако без особого надзора и питания. Вещи умерших от чумы должны были сжигаться. Эту работу поручили «мортусам» — арестантам, одетым в вощаные (навощённые) балахоны с дырами для глаз и рта. Убирая умерших с улиц и забирая покойников из домов, они подцепляли трупы специальными крюками.

В Москве царила паника. Иоганн Якоб Лерхе, один из врачей, боровшихся с эпидемией, писал: «Невозможно описать ужасное состояние, в котором находилась Москва. Каждый день на улицах можно было видеть больных и мёртвых, которых вывозили. Многие трупы лежали на улицах: люди либо падали мёртвыми, либо трупы выбрасывали из домов. У полиции не хватало ни людей, ни транспорта для вывоза больных и умерших, так что нередко трупы по 3-4 дня лежали в домах». Среди населения, страдавшего от чумы, голода, безработицы и произвола властей, появились призывы к выступлению и мятежу.

Экстренные меры после вспышки инфекции

Когда бунт еще не стихал, императрица Екатерина послала Григория Орлова взять Москву под свой контроль; неясно, был ли ее выбор добросовестным заданием или попыткой избавиться от бывшего любовника и лидера влиятельного политического клана. Орлов в сопровождении Густава Орреуса и четырех полков войск прибыл в Москву 26 сентября, сразу же вызвав скорую помощь с местными врачами. Они подтвердили наличие как бубонной, так и септической формы чумы. Орлов создал и возглавил исполнительную медицинскую комиссию, которой было поручено разработать способы борьбы с эпидемией

Что еще более важно, ему удалось изменить общественное мнение в пользу чрезвычайных мер государства, одновременно повысив эффективность и качество медицинского карантина (в частности, варьируя продолжительность карантина для разных групп облученных, но все же здоровых людей, и оплачивая их карантинное пребывание).

Эпидемия в Москве, хотя и свирепствовавшая в октябре, постепенно снижалась в течение года. 15 ноября Екатерина объявила, что официально все кончено, но смерти продолжались до 1772 года. По оценкам, общее число погибших в Москве колеблется от 52 до 100 тысяч из 300 тысяч.

На предложение Екатерины ввести карантин генерал-губернатор отвечал: «Москву запереть способу нету»

Бороться с чумой поручили генералу Еропкину, и он начал принимать решительные меры, но толку от них было немного.Карантин был все-таки введен — закрывались лавки, трактиры, государственные учреждения, больных пытались изолировать, но эпидемия распространялась все быстрее. К тому же москвичи не хотели отдавать своих больных в карантинные учреждения — сказывалось всегдашнее недоверие к властям вообще и к больницам в частности. Больных и умиравших скрывали — инфекция распространялась еще больше.

Считается, что в городе умирало до тысячи человек в день. Так как в тот момент все еще шли споры, распространяется ли инфекция через непосредственный контакт с больным или благодаря дурным запахам, то предпринимались большие усилия для освежения воздуха, например, стреляли из пушек или беспрерывно звонили в колокола, надеясь таким образом разогнать вредоносные «миазмы». Доктора мужественно боролись с эпидемией, но погибали один за другим.Как водится, начиналась паника — кто-то оставлял больных дома и пытался бежать, где-то мертвые тела валялись на улице. Подбирать их теоретически должны были полицейские, но они боялись это делать. Тогда решили использовать арестантов — им была обещана свобода за то, что они будут собирать трупы. Большинство из них просто разбежалось. Находились люди, грабившие опустевшие дома.

«Никто не мог перевоспитать народ, вдруг вселить в него привычку к общему делу»

Ситуация усугублялась с каждым месяцем. В переписке Екатерины с чиновниками постоянный лейтмотив: «карантинов все боятся». Тела убирать некому, неразбежавшиеся арестанты не справлялись, стали привлекать фабричных, так как фабрики все равно стояли. За работу им платили по 6 копеек в день.Власти понимали, что сил и рук не хватает ни для лечения, ни для ликвидации последствий — и обратились к обществу, решив «склонять» жителей Москвы устраивать лазареты за свой счет. Общество откликнулось — сначала московские купцы, потом община старообрядцев (то есть, в общем-то, те же купцы) стали давать деньги на устройство больниц.

И, конечно, как бывает всегда в тяжелые периоды, страх вырвался наружу — и принялись искать виноватых. И виноватыми оказались как раз те, кто пытался сделать что-то разумное и помочь людям.Сначала народный гнев обратился на докторов. Когда Шафонский, ежедневно рисковавший жизнью и мужественно боровшийся с эпидемией, осматривал в Лефортове тяжелобольных, там собралась толпа, вопившая, что доктора дают в госпиталях больным и здоровым (!) порошки с мышьяком и травят их, а потом еще и заражают жителей окрестных районов. Осмотреть больных ему не дали.

Докторам мало кто верил. Конечно, медицина была на достаточно низком уровне, можно вспомнить о том же колокольном звоне и пушечных выстрелах как средствах борьбы с миазмами. К тому же среди докторов было много иностранцев, которые вообще казались москвичам какими-то непонятными созданиями. Огромная смертность, естественно, тоже не увеличивала доверия к медикам.

Еще одна характерная черта — растерянность властей. Когда разнеслось известие о том, что в доме у генерала Еропкина кто-то заболел, несколько его подчиненных отказались дальше с ним работать. А граф Салтыков вообще снова вспомнил о своем преклонном возрасте (ему было 73 года) и уехал из Москвы в свое имение.

И как происходит при всех эпидемиях с древнейших времен и до наших дней, находятся люди, считающие их божьим наказанием. Вдруг объявился некий фабричный (потом говорили, что его подговорил какой-то священник, но доказательств нет), заявивший, что ему во сне явилась Богородица с иконы, выставленной на стене у Варварских ворот. Она сказала: «Так как 30 лет уже у ее образа никто не только не отпел молебна, но и свечи не поставил, то за это Христос хотел наслать на Москву каменный дождь, но она упросила заменить каменный дождь трехмесячным мором».

В городе, уже почти год страдавшем от чумы, взбудораженные и испуганные люди, каждый день видевшие трупы на улицах, телеги, на которые складывали тела, дым от костров, где сжигали покойников и заразные вещи, слышали беспрерывный колокольный звон, — естественно, ухватились за соломинку, решив, что необходимо умолить Богородицу о прощении.На Варварке стали собираться толпы, происходили бесконечные молебны, люди жертвовали деньги. К иконе, выставленной на стене, была подставлена лестница, и люди прикладывались, не подозревая о том, как передается зараза. Народу было так много, что невозможно было проходить через ворота.

Убийство губернатора

В конце мая власти еще на две недели продлили карантинное
закрытие. А более тысячи жителей Корабельной слободы — самой бедной части
города — решили просто выгнать из города, а их дома сжечь. Эта новость послужила
сигналом к бунту.

Доведенные до отчаяния севастопольцы уже были готовы к
вооруженному восстанию. Под руководством отставных военных сформировали боевые
дружины. 

Солдаты и офицеры введенных в город воинских частей сочувствовали севастопольцам. Против восставших бросили два батальона пехоты под командованием полковника Воробьева. Но они отказались стрелять в людей.

3 июня к горожанам присоединились флотские экипажи. Многотысячная толпа подошла к особняку
губернатора. Охрана был смята. Столыпина вытащили на улицу и забили камнями и
палками.

На следующий день комендант города генерал Андрей Турчанинов
под давлением восставших издал приказ о прекращении карантина. «Объявляю всем
жителям города Севастополя, что внутренняя карантинная линия в городе снята,
жители имеют беспрепятственное сообщение между собой, в церквах богослужение
дозволяется производить, и цепь вокруг города от нынешнего учреждения
перенесена далее на две версты», — гласил документ.

Но силы были неравны. К городу стянули силы 12-й пехотной
дивизии генерала Тимофеева. 7 июня они вошли в Севастополь. Начались массовые аресты.

Как выглядела Москва накануне чумы?

К тому времени Москва уже полвека как потеряла статус столицы: с 1712 года все переехали на Неву. Главные дела решались в Петербурге. Пока Московскому университету исполнилось лишь 15 лет, 40 лет — первым попыткам городского освещения, еще нет и ста лет, как в городе появился первый каменный мост.

Москва устроена довольно архаично, растет скорее вширь, чем ввысь, напоминает разрозненные слободки и поселения. Кое-где плотность населения низкая, кое-где — повыше. О рваном характере города пишет Михаил Пыляев: «Улицы были непрaвильные, где чересчур узкие, где не в меру уже широкие, множество переулков, зaкоулков и тупиков чaсто прегрaждaлись строениями». Пожарная охрана пока находится в руках самих жителей.

Возрождение после мора

В Англии во время вспышки чумы 1348 года вымерло до трети населения; нехватка рабочих рук привела к взлету расценок на труд, и король Эдуард III издает «Ордонанс о рабочих и слугах», согласно которому работники обязывались наниматься за ту же плату, что и до чумы, равно как и ремесленникам, торговцам и содержателям харчевен запрещалось взвинчивать цены, а феодалам — платить больше обычного.

Сцена чумы справа, человек слева, держащий факел, освещающий часть сцены слева, больные люди справа. Маркантонио Раймонди, гравюра, ок. 1515–16 года

(Фото: The Metropolitan Museum of Art)

Через 500 лет Карл Маркс назовет этот акт началом «эксплуататорского» и «враждебного рабочему» законодательства — враждебный или нет, но он стал первым в череде законов, регулирующих отношения работников и нанимателей. Уже в 1351 году английский статут «О рабочих» детально расписывал, кому за какую работу сколько положено брать платы, а также тонкости найма, и в целом можно сказать, что именно «черная смерть» положила начало формированию трудового законодательства. Законы эти были непопулярны у народа, так что по тем же причинам чума, получается, стала и экономической предпосылкой для нарастания классовых разногласий, непосредственно приведших к восстанию Уота Тайлера в 1381 году и в исторической перспективе — к развитию социалистических идей. Аналогичные процессы протекали и в других европейских странах.

Но экономические последствия чумы не сводились к одним только вопросам найма. Депопуляция вынужденно привела к повышению производительности труда и эффективности экономики, повысила капиталоемкость сельского хозяйства. Несмотря на ограничительные законы, стоимость труда все равно росла — даже многие землевладельцы нелегально платили работникам дополнительные деньги в обход королевских постановлений. Крестьяне стали чаще менять место жительства в поисках заработка, стоимость земли упала. Оказавшиеся в безвыходной ситуации лорды уступали фермерам право распоряжаться землей в обмен на ренту, крепостное право рухнуло. Ему на смену пришел меркантилизм — предшественник капиталистической системы.

Врач, лечащий жертв чумы, житие святого Себастьяна. Фрагмент фрески в часовне Святого Себастьяна, (Франция), XV век

(Фото: Bridgeman Images / FOTODOM)

Другими словами, мир начал приобретать более-менее знакомые нам очертания. После чумы стали наблюдаться падение инфляции и рост потребления. Перераспределение богатства в пользу выживших привело к возвышению новой аристократии — семейство Медичи, к примеру, хоть и было богатым до чумы, сумело стать сверхвлиятельным после того, как вымерла половина Флоренции. Богачи стали больше тратить на искусства, приближая тем самым Возрождение. Вообще, пережитый ужас заставил людей больше потреблять и тратить на удовольствия — они осознали, насколько коротка жизнь. В торговле повысилась конкуренция, бизнес-стратегии стали более гибкими и потребовали лучших навыков управления рисками. Не стоит забывать, что на развитие коммерции сильно повлияла и протестантская этика — появившаяся, как мы помним, тоже не без участия чумы.

Произошло бы все то же самое, если бы не эпидемии? Как знать. Скорее да, чем нет, но процессы в любом случае заняли бы больше времени и воплощались бы в более умеренном виде, а может быть, и в каком-то ином.

Сегодня много спорят о том, какое влияние окажет на мир эпидемия COVID-19. Многие эксперты критикуют капитализм, показавший свою слабость в борьбе с коронавирусом. Как именно изменятся общественные отношения и экономические связи, к появлению каких новых привычек и институтов приведут, предсказать сложно. Но можно быть уверенными, что какой-то позитив из эпидемии человечество, как всегда, извлечет.

Подписывайтесь на Telegram-канал РБК Тренды и будьте в курсе актуальных тенденций и прогнозов о будущем технологий, эко-номики, образования и инноваций.

Источник эпидемии и причины её распространения

Во время войны между Россией и Турцией, длившейся с 1768 по 1774 год, на одном из турецких фронтов вспыхнула эпидемия «моровой язвы», или чумы. С территории военных действий, предположительно на обозах вместе с тяжело раненными и больными, эпидемия и попала на российские земли. Другой причиной распространения эпидемии стала общая антисанитария и отсутствие системы водоснабжения в городе.

Первые заражения

Первая вспышка эпидемии возникла в Лефортово, где находился главный московский военный госпиталь. Именно в лефортовском госпитале в начале ноября 1770 года скончался один из привезённых с фронта офицеров, но не от ран, а от болезни, своими симптомами напоминавшей чуму. Через несколько дней от той же болезни умер и его лечащей врач, а затем ещё около 30 человек, среди которых были не только пациенты госпиталя, но и местные жители.

Следующая вспышка произошла на суконной фабрике в замоскворечье, куда чума, скорее всего, попала вместе с «трофейной шерстью». Меньше чем за месяц на фабрике и близ её окрестностей от чумы погибло более 100 человек.

Распространение эпидемии

Командовавший в то время в Москве фельдмаршал Салтыков не успел вовремя предпринять меры для установления карантина, и эпидемия в короткие сроки охватила практически весь город. Лечить чуму в то время ещё не умели, и в августе 1771 года от «моровой язвы» в Москве погибало чуть ли не 1000 людей в день.

Почему москвичи взбунтовались и убили архиепископа Амвросия

Архиепископ Московский Амвросий./Фото: avatars.mds.yandex.net

Несмотря на титанические усилия властей, смертельный недуг сдавал свои позиции довольно медленно. В отчаянии люди были готовы на любые безумства. Охватившая Москву истерия вылилась в череду трагических кровавых событий, получивших название «Чумной бунт».

В сентябре начали проводиться стихийные молебны перед иконой Боголюбской Божией Матери, которая была установлена на стене у Варварских ворот Китай-города. Это случилось после того, как кто-то распустил слух о якобы вещем сне, в котором Богородица посетовала на то, что возле её образа не возжигаются свечи и не служатся молебны. Господь за это решил покарать вероотступников, обрушив на них каменный дождь, но по молитвам Заступницы смягчил наказание, наслав моровую язву.

Правящий архиерей Амвросий (Зертис-Каменский) категорически воспротивился этому. Служение молебнов в не предназначенном для этого месте простыми мирянами, то есть людьми, не облачёнными в священнический сан, он назвал богопротивным позорищем. Кроме того, Владыка Амвросий опасался, что стечение к иконе толп народа может способствовать дальнейшему распространению эпидемии. Поэтому он принял решение перенести святой образ в расположенную неподалёку церковь Кира и Иоанна, а ящики для пожертвований опечатать и передать в сиротский дом.

Узнав об этом, Еропкин распорядился изменить целевое назначение денег, направив их на борьбу с чумой. Появившийся у ящиков с деньгами военный караул спровоцировал народ на бунт. В толпе зазвучали возгласы о том, что грабят Богородицу. Вооружённый дрекольем и камнями люд напал на военных. Кричали, что во всем виноват Амвросий. Желая выместить на нем злобу и отчаяние, народ ринулся к жилищу архиепископа в Чудовом монастыре. Предупреждённый Амвросий бежал в Донской монастырь, однако спастись ему не удалось: разъярённые бунтовщики вытащили его из церковного алтаря, где архиепископ пытался скрыться, и до смерти забили кольями.