Архимандрит савва (тутунов): церковь

Содержание:

Самое интересное
Православный человек не носит галстук. О благочестии
Архивы
«Телеграмма». Ролан Быков, 1971 год
Популярное за 7 дней
Сочинения
«Великан». Питер Челсом. 1998 год
Ваш дом – часть вашего тела
Кладбище – это отражение мира живых
Самая крепкая дружба начинается… с драки
Проще младенческого лепета…
Биография
«Дом, в котором я живу». Лев Кулиджанов и Яков Сегель. 1957 год

Самое интересное

Я надеюсь на революцию в РПЦ — просмотров: 130 601
Олег Курзаков: О причинах моего ухода из клира Красноярской епархии и сложении священного сана — просмотров: 87 106
«Дали бы мне палку! Ух, я б вам…!»: феномен Андрея Ткачева — просмотров: 67 400
Мария Кикоть: Мне искренне жаль игуменью Николаю — она тоже жертва системы — просмотров: 63 563
Протоиерей Андрей Ткачев назвал иерархов РПЦ бандитами и ряжеными, а саму РПЦ — расколом — просмотров: 62 732
И в голове один вопрос: «А судьи кто?» — просмотров: 53 671
Ответ анонимного священника брезгливому батюшке — просмотров: 46 357
Протоиерей Вячеслав Баскаков: Я прошу прощения у всех, кого ввел в поношение через меня Святой Церкви — просмотров: 44 537
Инвалиды духовной войны — просмотров: 37 862
Опасный вопрос: кому пора на пенсию? — просмотров: 36 001

Православный человек не носит галстук. О благочестии

Архимандрит Савва (Мажуко)

Я вижу, что христианство – это больно. Мы часто говорим, что христианство – это радость, откровение и благодать, но кроме всего прочего, христианство приносит человеку боль, и мне очень странно, почему так происходит. Некоторые источники этого чувства вполне благородны, потому что как любое творчество сопряжено с болью, так и христианство несет в себе определенную боль, но есть такие моменты, которые связаны с болью ненужной. Мне бы хотелось привести пример, оттолкнувшись от Евангелия от Марка, которое является моим любимым Евангелием, поскольку в нем очень много признаков человечности Христа, Его нежности, доброты, сочувствия.

Христос говорит: “Мне жалко вас”. Так вот мне бывает жалко людей, которые понапрасну терпят боль от религии. Например, моя приятельница как-то сказала: “Отец Савва, я смотрю на своих подруг, которые меня пригласили на праздник, как они танцуют, как им хорошо в ресторане, как они вкусно кушают. Я, единственная из них христианка, сижу и думаю, Господи, есть же люди на свете нормальные, что же меня угораздило в церковь-то пойти, не могу нормально ни порадоваться, ни пофлиртовать, ни потанцевать, потому что вечером надо прийти домой и вычитать правила, а вот я хотела причаститься, курицу я не буду есть, а может быть, съесть или облизать?”

Мне кажется, масса таких сложностей связаны с разными стилями благочестия. Мать Мария (Скобцова) написала в 30-е годы замечательный текст о типах религиозной жизни. Я размышлял над этим текстом и незаметно для себя начал с ней спорить, потому что реальность тех стилей благочестия, которые я вижу как священник, несколько иная. Я говорю о том, что мы имеем дело с обломками сословных стилей благочестия.

Например, на прошлой неделе мой дьякон брезгливо обмолвился относительно нашего звонаря, который пришел при полном параде по поводу годовщины свадьбы: “Отец Савва, у него на шее удавка, православный человек не станет носить галстук”. Сколько я ни пытался доказать дьякону, что это всего лишь галстук, он стоял на том, что это “символ масонской удавки”. Или татуировки. Говорят, их набивают, потому что это сатанизм. Не сатанизм, это просто глупость. Не надо подверстывать под эти глупые вещи богословское обоснование. Говорят, в православии нельзя брать в крестные людей других религий. Но в царской семье было принято брать крестных из католиков, из лютеран.

Стиль благочестия, характерный для крестьянства, пролетариата или дворянства, не абсолютен. И слава Богу, что сейчас нет сословного общества, но сословные предрассудки достаточно сильны до сих пор, в частности, это проявляется, когда говорят, что православный обязан быть монархистом. Эта мысль тревожна, потому что если вы ждете возвращения монархии, вы ждете возвращения сословного общества. А что такое сословное общество? Корнея Чуковского выгнали из гимназии за низкое происхождение, был такой указ “о кухаркиных детях”. Самуил Яковлевич Маршак поступил в гимназию только потому, что тот один еврейский мальчик, который мог по разнарядке учиться в этом классе, заболел.

Наша задача – формирование нового стиля благочестия, в основе которого признанное и благословенное разнообразие различных форм благочестия. Все эти проблемы, которые мы обсуждаем – злые бабки, какие-то обряды, русский язык в церкви – все это связано с тем, что мы никак не можем выйти из облака сословий.

Архивы

Художник сергей тутунов картины цветов

АрхивыВыберите месяц Сентябрь 2021 (37) Август 2021 (61) Июль 2021 (95) Июнь 2021 (64) Май 2021 (101) Апрель 2021 (85) Март 2021 (71) Февраль 2021 (86) Январь 2021 (98) Декабрь 2020 (116) Ноябрь 2020 (109) Октябрь 2020 (135) Сентябрь 2020 (135) Август 2020 (162) Июль 2020 (143) Июнь 2020 (141) Май 2020 (173) Апрель 2020 (256) Март 2020 (195) Февраль 2020 (127) Январь 2020 (106) Декабрь 2019 (151) Ноябрь 2019 (122) Октябрь 2019 (132) Сентябрь 2019 (140) Август 2019 (132) Июль 2019 (150) Июнь 2019 (118) Май 2019 (130) Апрель 2019 (136) Март 2019 (122) Февраль 2019 (137) Январь 2019 (156) Декабрь 2018 (182) Ноябрь 2018 (143) Октябрь 2018 (146) Сентябрь 2018 (104) Август 2018 (82) Июль 2018 (99) Июнь 2018 (63) Май 2018 (67) Апрель 2018 (65) Март 2018 (69) Февраль 2018 (64) Январь 2018 (69) Декабрь 2017 (59) Ноябрь 2017 (70) Октябрь 2017 (56) Сентябрь 2017 (55) Август 2017 (55) Июль 2017 (75) Июнь 2017 (62) Май 2017 (64) Апрель 2017 (46) Март 2017 (54) Февраль 2017 (35)

«Телеграмма». Ролан Быков, 1971 год

Архимандрит зинон теодор

Мой любимый советский режиссер — это Ролан Быков. Поэтому первый фильм, о котором я хочу рассказать, — «Телеграмма». При всей внешней невзыскательности и простоте это картина невероятной красоты.

Когда читаешь дневники Ролана Быкова, чувствуешь, что у него
удивительно нежный взгляд на мир. Думаю, что это один из самых «софийных»
режиссеров советского кино. Он на жизнь смотрит с нежностью. Причем с
нежностью не приторной, не слащавой, как это иногда бывает, а с грустной. Он
чувствует человеческую испорченность, даже ту испорченность, которая
присутствует в детях. Он видит трагизм этого мира и с невероятной любовью
рассказывает о нем. Интересно, что в фильмах Быкова удивительно играют дети,
они раскрываются. Говорят, он гениально умел с ними ладить и обладал особым
талантом в работе с детьми.

Мне кажется, «Телеграмма» — лучший фильм этого режиссера. Он начинается совершенно необыкновенно, как раз в стиле Ролана Быкова. Здесь все прекрасно: и сюжет, и актеры. Кроме красивой семейной истории, в фильме — зарисовки предновогодней Москвы 70-х годов. Там даже есть священник, который спешит по зимним улицам с елочкой. Для меня это еще и воспоминания о моем советском детстве, которое было прекрасно.

Я не буду говорить о сюжете, чтобы не сбить интригу. Нужно
просто спокойно сесть и погрузиться в эту картину, и в какой-то момент вы
устанете улыбаться. Потому что на лице постоянно будет тихая спокойная улыбка. А
может быть, даже выступят слезы.

Разговор в конце фильма между мамой и 12-летней дочкой.

Сочинения

«О перенесении части св. Мощей преп. Евфросинии, княжны Полоцкой из Киева в Полоцк. Евфросин. Монастырь». Витебск, 1875.
«Воспоминания о Высокопреосв. Леониде, архиепископе Ярославском и Ростовском. Харьков, 1877.
«Палеографические снимки с греческих и славянских рукописей Московской Синодальной библ. VI-XVII вв. в Указатель для обозрения Московской Патриаршей ризницы». Москва, 1863.
«Приветствие в юбилейное торжество в Киеве в память 900-летия Крещения Руси» // «Труды К.Д.А.» 1888, сент., с. 228-231.
«Указатель для обозрения Московской Патриаршей ризницы (ныне синодальной) и библиотеки». Впервые издан в Москве в 1855 г. и затем выдержал несколько изданий.
«Сборник писем духовных лиц XVIII в. к Преосвящ. Арсению (Верещагину) архп. Ростовско-Ярославскому, бывш. Епископу Тверскому». Тверь, 1893.
«Хроника моей жизни, автобиографические записки». Сергиев Посад, 1898-1911 гг.
См. Также «Богослов. Вестник» за 1898-1902 гг.

«Великан». Питер Челсом. 1998 год

Третий фильм — «Великан» 1998 года. Американцы снимают
иногда удивительно хорошее качественное кино. Создателям картины удалось
рассказать о том, как ребенок узнает, что в мире есть смерть, горе, вражда. И
учится принимать это правильно.

Это очень простая история о двух мальчиках, у которых, на
первый взгляд, мало общего, но они смогли по-настоящему подружиться. Они живут
в нищем опасном районе, в той Америке, о которой у нас мало говорят. У ребят
родители сидят в тюрьме, очень много других проблем. Один из главных героев
знает, что он умирает. Мы видим, как он переживает эту данность, как совсем еще
дети умудряются поддерживать друг друга в сложнейшей ситуации.

В этом фильме много красивого тонкого юмора и прекрасная
музыка. Одну музыкальную фразу я даже взял для передачи «Свет невечерний». Мои
передачи начинаются с музыки из этого фильма.

Кроме того, в фильме «Великан» снимается один из моих
любимых актеров — Джеймс Гандольфини. Он прославился благодаря сериалу «Клан Сопрано»
— по-моему, самому лучшему сериалу, который был создан в Америке.

«Мы будем братьями», — сказал король Артур. И мы будем помогать тем, кому нужна помощь» — фраза, к которой то и дела возвращается главный герой и которая является лейтмотивом фильма.

Записала Мария Пискунова

Ваш дом – часть вашего тела

– Отец Савва, до вас дозвонился Павел. Понимаю, что тема набила оскомину, и всё же хочется узнать, можно ли целовать икону во время эпидемии коронавируса? И обязательно ли это в принципе делать в храме?

– В этом вопросе есть два важных момента. С моей точки зрения средства массовой информации повинны в нагнетании истерии и паники по поводу этого вируса. Не по вирусу корона, понимаете? Мне кажется, к этому относиться нужно спокойно, потому что от бескультурья на дороге гибнет гораздо больше людей, чем от отсутствия марлевых повязок. Что касается целования икон, вас никто не заставляет их целовать. Приди, постой, помолись. Мы должны понимать, что целование иконы – это жест почтения и любви. Он происходит от избытка сердца. Нет никаких церковных постановлений, которые бы говорили, что в этот момент службы ты обязан поцеловать икону. Особенно это касается церковных людей, которые думают, что ты обязан захотеть поцеловать икону. Мы живём в свободном мире, и наши отношения с Богом свободны. И не надо никого укорять в маловерии или шантажировать религией. Или навязывать чувство вины: «Какой же ты верующий, что боишься поцеловать икону?»

– Батюшка, скажите, какие иконки должны находиться в доме? Есть ли особые правила? И нужно ли вообще это?

– Никаких церковных предписаний относительно того, какие иконы вы в доме ставите, как их располагаете, не существует. В Типиконе, в книге, которая описывает церковный устав, есть такой принцип: «келия устава не имеет». Никто не вправе вам предписать, какие молитвы дома читать, какие иконки ставить и ставить ли вообще. Пить ли святую воду, молиться ли на коленях или сидя, молиться в халате, костюме, в брюках, в платке и так далее – никто не вправе вам это диктовать. Это вопрос вашей личной культуры, религиозности и интенсивности вашей духовной жизни. Я знаю христиан очень глубокой духовной жизни, у которых дома вообще можно иконку не встретить. Они не считают это необходимым. Ваш дом – это часть вашего тела. Как чувствуете своё тело, так это отражается и в вашем доме. То, что у вас висят иконы на каждом углу, не говорит о том, что вы живёте духовной жизнью. Это говорит всего лишь о том, что таков ваш стиль благочестия, вы так себя выражаете.

– И ещё вопрос. Люди из паломничеств часто привозят много иконок. Вот иконка из Иерусалима, эта – из Соловецкого монастыря. Это похоже на то, как люди из путешествий привозят магнитики на холодильник…

– Сейчас люди не очень чётко различают паломничество и туризм. Паломничество – это духовное путешествие, отражение твоего внутреннего пути, это всегда событие. Я не понимаю людей, которые без конца ездят куда-то по бесчисленным святым местам. К паломничеству люди готовятся. Моя прабабушка, например, ещё до революции ходила в Киев в лавру пешком. Это было единственное событие за всю её столетнюю жизнь, и всегда она его вспоминала. А туризм – это коммерческое предприятие, и отношения здесь товарно-денежные, что, кстати, совсем не зазорно. Плохо, когда туризм выдают за паломничество. Вокруг туризма много атрибутов, связанных с сувенирами. Из святых мест тоже что-то привозят: сухари, землю, иконки… И тиражи этих иконок меня очень тревожат. Пусть будет одна, но ценная для человека. А все эти бесконечные календари, иконки, крестики – это признак духовной незрелости и, я бы сказал, даже пошлости. Мне кажется, что всё это на грани кощунства. Да и сами монастыри очень грешат, когда гонятся за рублём и превращают святые места в торговые точки. А с другой стороны, люди, которые поддаются этой религиозной суете, туристической истерии, они тоже ничего хорошего из этого не получают.

– Ну а если уже накопилось много иконок, что с ними делать?

– Не знаю. Нам в церковь мешками их приносят, а мы не знаем, что с этим делать. Я этого не понимаю. Церковь, к сожалению, тоже на этом спекулирует. Мы постоянно тиражируем иконки, продаём, раздаём. И получается такая, знаете, духовная инфляция. Эти вещи уже никому не нужны, они не ценны, перестают быть значительными

Именно поэтому церковному человеку очень важно культурно развиваться в светском смысле, чтобы воспитывать вкус к вещам настоящим, чтобы чувствовать ложь этого религиозного ширпотреба, который нас со всех сторон окружает

«Христианин –это человек, который учится смотреть на этот мир глазами Бога», – Савва (Мажуко)

Кладбище – это отражение мира живых

– Добрый день. Меня зовут Татьяна. Я серьёзно отношусь к проблеме экологии, и особенно перед Радуницей в нашей семье остро встаёт вопрос о покупке пластиковых цветов. Мне интересно, как церковь смотрит на это повальное увлечение пластмассой?

– Прекрасный вопрос. Но церковь тут вообще ни при чём, потому что в большей степени всё, что связано с убранством наших кладбищ, могил, это принадлежность фольклору и этнографии и никак церковным уставом не регулируется. Мне не нравится этот кладбищенский ажиотаж и могу сказать не как священник, а как обычный человек, что пластиковые цветы не только засоряют окружающую среду, это ещё и пошлость.

– Согласна. И ещё люди меряются букетами: у кого больше, богаче и красивее…

– Это крестьянское сознание, мы всё время оглядываемся: «А что скажет сосед?» Нужно самому брать за себя ответственность. И то, что вы задаётесь этим вопросом, говорит о том, что люди меняются и общество идёт в сторону более здорового отношения к этим вещам.

– Но что на кладбище с собой брать?

– Вы можете купить веточку хризантемы, и этого будет достаточно. Сейчас в моде минимализм, зачем мусор плодить? Вообще, кладбищенская культура отражает состояние общества. Хочешь понять, чем люди живут, присмотрись к миру умерших, а там – пошлость, отгороженность, суеверия и предрассудки. Ставят оградки – и нам почему бы не поставить? Чтобы всё как у людей! Кладбище – зеркало для мира живых. Как в жизни мы расколоты, отгораживаемся друг от друга, так и могилки у нас представляют собой неприступные крепости. Я бывал в разных странах, и, например, во Франции кладбища чистые, прибранные и скромные, там нигде нет оградок. Там выработаны определённые правила, которым все следуют. И ни разу я не встречал наших безвкусных, кричащих, китчевых венков, искусственных цветов, которые мы покупаем и ставим не потому, что это красиво или нужно, а по принципу «не хуже, чем у других». Но ведь это дикость! Когда наше общество станет более открытым, это отразится и на кладбище.

– Здравствуйте. Отец Савва, часто люди оставляют цветы на местах трагедий, например, на обочинах дорог, устанавливают там крестики. Можно ли это делать? Я понимаю, память о погибшем… Но порой едешь мимо, и как-то не по себе становится.

– Есть такой обычай. Но никакого отношения к церкви или христианству он не имеет. Почему люди это делают, я не знаю. Может быть, хотят таким образом память сохранить. Мне, например, это не мешает, но это опять же вопрос к нашей общей культуре.

Самая крепкая дружба начинается… с драки

– Есть такое суждение: что человек всегда один. Что бы мы для других ни делали, с кем бы ни дружили, мы одни – на каком-то глубинном уровне всегда остаются только человек и Господь. Согласны?

– Нет, не согласен. Человек никогда не один. Одиночество – это, чаще всего, изнанка тоски по одиночеству. Рильке одной из своих возлюбленных писал как-то: «Мне хочется стать ежиком, свернуть лицо полностью и глядеть только в самого себя и никому его не показывать». Но это никогда не получается, всегда присутствуют какие-то люди, пусть даже портреты людей.

Мне кажется, человечество – это единый организм, и ты от него никуда не денешься. Может быть, мы страдаем от одиночества именно потому, что нам хочется как-то уединиться, но это никогда не получается, ведь каждый человек тянет за собой целый шлейф других людей.

– Вот человек приходит домой после работы, он один, сидит и грустит – какое ему дело до человечества?

– Я скажу простую очень вещь – надо молиться. Знаете, я себя сам, например, заставляю. Когда иду по улице или смотрю новости, всегда к этой новости или к этому событию стараюсь привязывать молитву о человеке, который в нем участвует. Когда ты молишься за другого человека, ты начинаешь ощущать кожей, что вы – одно. Вы идете по улице, видите, как поехала Скорая помощь, и говорите про себя: «Господи, помоги больному, помоги врачу», – и это уже не чужие для вас люди.

– Монашество – оно об одиночестве? О ёжике, который сворачивается, чтоб никто не мешал?

– Нет. В монашеских книгах такой парадокс встречается, в «Добротолюбии», например – чем больше монах удаляет себя от мира, тем ближе он к нему. Мне кажется, святые люди, чем больше они молятся и себя ощущают, тем больше начинают чувствовать других людей. Отсюда дар прозорливости, например, он ведь от кожи!

Помните, у Заболоцкого стихотворение есть про некрасивую девочку? Он восхищается этой девочкой – некрасивой, рыженькой, в драном платьишке. Она видит, как двум мальчикам отец подарил велосипед, и ликует, смеется, переживая эту их радость, как свою. И Заболоцкий в конце говорит:

А если это так, то что есть красота И почему её обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, Или огонь, мерцающий в сосуде?

Когда чужая радость переживается, как своя, у тебя нет барьера собственничества. Мне кажется, святые люди, всё больше приближаясь к Богу, понимают, что всё – наше, всё – мое. И я чей-то, и не только Божий, и ваш. «Искренне ваш» – это, значит, буквально нужно понимать.

– Звучит прекрасно, а почему все так не могут?

– Трусость у нас, мы боимся – боимся дружить, боимся любить.

Любая дружба и любовь, например, для меня – это всегда разновидность борьбы. Я вообще считаю, что самая крепкая дружба наверняка должна начинаться с драки, как и самая крепкая любовь.

– Борьба с чем, с кем?

– Это борьба не агрессивная, а тут, скорее, спортивный азарт, понимаете? Когда вы читаете книгу, вы сражаетесь с автором. Вы вступаете в единоборство, например, с Львом Толстым, вцепляетесь в его бороду, пытаетесь ее выдернуть, то есть понять, что он хочет сказать. Понимание – это тоже разновидность борьбы, и тут автор меня кладет на лопатки. Я пять раз читал «Анну Каренину» и никак не мог дочитать до конца, бросал этот толстый том! В конце концов, на шестой раз я прочел роман на одном дыхании, что-то до меня дошло, что-то случилось. Я этот спарринг выиграл, мне кажется.

– А что значит борьба в дружбе?

– В дружбе – то же самое. Мы постоянно должны совершать усилия, чтобы дружбу свою подтвердить. Усилия состоят в том, что мы знакомимся каждый раз, когда мы встречаем этого человека. И то же самое в семье. Почему супругам нужно быть почаще вместе, ни в коем случае надолго не разлучаться, не отпускать друг от друга, потому что каждое утро жена знакомится со своим мужем, а муж – со своей женой. Кстати, с воспитанием детей то же самое. С детьми вы сражаетесь – кто кого!

– Как же Сент-Экзюпери? Который писал, что любовь – это когда вы смотрите в одну сторону, а вовсе не когда деретесь…

– Жена заставляет мужа смотреть в одну сторону, муж ее в другую, и – кто кого! В конце концов, появится та самая сторона, куда им обоим нужно смотреть. Василий Розанов говорил, что на самом деле девушка только наполовину сделана своими родителями, всё остальное доделывает муж. То же самое справедливо в отношении мужчины – мужчину делает жена в браке. Это борьба!

Как скульптор… Знаете, как Микеланджело говорил: «Я беру кусок мрамора и отсекаю всё лишнее». Это большое усилие – с камнем работать, превратить его во что-то изящное, придать ему форму очень тяжело. В браке именно это и происходит: жена лепит что-то из мужа, муж что-то из жены, и в конце концов, получается нечто прекрасное.

Проще младенческого лепета…

— У Вас есть какие-то любимые места из Евангелия, которые особенно трогают?

— Таких очень много. Я скажу честно, что Евангелие – это книга, которую я боюсь читать. Для меня это всегда — подвиг. Сегодня утром я открывал Евангелие, и всегда это для меня определенное усилие. Оно связано не с тем, что я себя заставляю как-то… Просто это — событие, я так скажу.

Меня особенно трогает Евангелие от Марка: там есть вещи, которых у других евангелистов вы, наверное, не встретите — такие детали человечности Христа, которые просто меня иногда доводили до какого-то онемения, даже не минутного.

Например, Христос молится над дочерью Иаира, Он воскрешает ее из мертвых, совершив это эпическое чудо, совершенно потрясающее, немыслимое, ни с чем не сравнимое, и потом говорит: «Вы же дайте ей кушать, вы же покормите девчонку». Это настолько трогательно!

Или в том же Евангелии от Марка ученики принимают людей — такая странная деталь, что у апостолов тоже были такие «приемные часы», и когда они устали от людей, Христос им говорит: «Идите, отдохните, потому что вы целый день трудились, целый день были на людях, вам нужен отдых». Понимаете, это человеческое участие, оно меня очень сильно трогает.

Есть замечательный фильм, по-моему, начала 60-х годов — «Дом, в котором я живу», там еще снимался актер Земляникин. Фильм потрясающий, я его очень люблю! Еще в детстве меня потрясла там одна сцена, когда парень, которого играет Земляникин, приходит с фронта в отпуск, узнает, что его девушка любимая – здесь, в соседней квартире. И он бежит ее навестить, а она от бессилия даже не может открыть ему дверь. Он прибегает домой, хватает банку консервов, маме говорит: «Мама, она же голодная!» Это такая фраза, и она так сказана! Это может, наверное, понять человек, который пережил голод другого, как свой собственный.

Христос, когда Он переживает за девочку, которая не кушала, или за уставших учеников или голодных людей…Такое ощущение, что Он сам этот голод сейчас пережил намного ярче, чем их собственный голод и немощь, их усталость. Если говорить о Христе, Кто Он и какой – вот Он такой. Разве можно найти какие-то подходящие слова, чтобы что-то еще к этому добавить? Понимаете, если говоришь о Нем, то нужно говорить очень простые вещи. Евангелие именно таково – оно очень простое. Эта простота даже иногда пугает, потому что оно гораздо мудрее любой философии, любых Гуссерлей и Хайдеггеров. И в то же самое время, оно проще младенческого лепета – именно в этом его подлинность и глубина, которая пугает и делает немым.

— Вы упомянули о «единоборстве» с Толстым. А единоборство с Евангелием — возможно?

— Это особая книга… Евангелие – книга, которая тебя всегда кладет на лопатки! И все равно ты вступаешь с ней в единоборство, зная, что проиграешь. Но это очень хороший проигрыш, светлый, радостный проигрыш, радостный провал. Обнадеживающий провал!

Беседовала Валерия Михайлова

Биография

Родился 20 августа 1976 года в Гомеле в нецерковной семье. Пришёл к вере после прочтения книги о Сергии Радонежском. Является противником абортов, потому что сам в детстве чуть не стал жертвой аборта.

7 июля 1995 года принял монашеский постриг с именем Савва в Никольском мужском монастыре Гомеля. 1 августа того же года был рукоположен в сан иеродиакона, а 8 октября — в сан иеромонаха. По собственному признанию, «с самого начала моего служения я нёс сразу два послушания — был регентом (25 лет практически управлял двумя хорами) и параллельно занимался всем, что связано с миссионерскими вопросами».

В 2010 году заочно окончил миссионерский факультет ПСТГУ по специальности «религиоведение». В 2011 году стал аспирантом Общецерковной аспирантуры и докторантуры.

19 декабря 2012 года в Никольском монастыре епископом Гомельским и Жлобинским Стефаном (Нещеретом) возведён в сан архимандрита.

С 29 января 2015 года ведёт литературный проект «Круг чтения» в Центральной городской библиотеке имени А. И. Герцена.

«Дом, в котором я живу». Лев Кулиджанов и Яков Сегель. 1957 год

Второй фильм, «Дом, в котором я живу», более ранний — 50-х годов. Он еще с детства врезался мне в память. Это трогательная история нескольких семей, которые вместе вселяются в один дом. Мальчики и девочки взрослеют, влюбляются. Начинается война, которая разломом проходит по их семьям. О войне здесь говорится аккуратно и красиво, без крови и бесстыдства. И отношение к человеческой трагедии, к человеческим ошибкам правильное, целомудренное. Умение деликатно говорить о том, что такое горе, вообще очень характерно для советского кинематографа.

Этот фильм очень точно показывает, каким был советский
человек. Меня, конечно, многие люди ругают за то, что я люблю Советский Союз.
Но, во-первых, я оттуда родом, а во-вторых, не надо демонизировать то, что
никогда, на мой взгляд, не было демоническим.

«Дом, в котором я живу» — это кино о наших людях. В нем есть заряд бодрости, сильный актерский состав и удивительные типажи.

Вот, например, мама главного героя, которую играет Валентина
Телегина. Кажется, что героиня вобрала в себя все самое прекрасное, что есть в
наших бабушках. Здесь удивительные юноши и очень чистые девушки. Здесь геолог,
отданный своему делу, которого играет Михаил Ульянов.

Современному человеку этот фильм нужно смотреть хотя бы ради
одной фразы. Главный герой, которого играет Владимир Земляникин, приходит с
фронта и неожиданно узнает, что его девушка тоже дома, но от голода она не
может открыть ему дверь. И он произносит в кадре: «Мама, она голодная!». Это просто переворачивает — нас, сытых людей,
которые привыкли жаловаться на свои бесконечные бедствия, хотя круглый год мы едим
фрукты, питаемся три раза в день и даже постоянно думаем о том, как бы нам
похудеть. А эти люди прошли через настоящий голод и не роптали, и очень любили
жизнь, и готовы были жизнь свою отдать ради чести, ради достоинства, ради своей
Родины.